Неточные совпадения
Мы
верим, что последняя и окончательная
победа в бытии должна принадлежать духовной силе, а не материальному насилию.
Император Александр не
верил своей
победе над Наполеоном, ему было тяжело от славы, и он откровенно относил ее к богу. Всегда наклонный к мистицизму и сумрачному расположению духа,
в котором многие видели угрызения совести, он особенно предался ему после ряда
побед над Наполеоном.
И я
верю последней, окончательной верой
в последнюю, окончательную
победу Бога над силами ада,
в Божественную Тайну,
в Бога, как Тайну, возвышающуюся над всеми категориями, взятыми из этого мира.
Первое время настроение польского общества было приподнятое и бодрое. Говорили о
победах, о каком-то Ружицком, который становится во главе волынских отрядов, о том, что Наполеон пришлет помощь.
В пансионе ученики поляки делились этими новостями, которые приносила Марыня, единственная дочь Рыхлинских. Ее большие, как у Стасика, глаза сверкали радостным одушевлением. Я тоже
верил во все эти успехи поляков, но чувство, которое они во мне вызывали, было очень сложно.
И пусть неверующие, смотрящие со стороны, не ждут чудес от христианина, чтобы
поверить, чтобы войти
в мистический круг; они ведь не видят чуда, реально уже совершившегося, чуда воскресения Христа, и ничего не увидят до тех пор, пока свободная любовь не одержит
в них
победы над вынужденной силой.
Передовая интеллигенция всех стран переживала
в юности пафос окончательной
победы знания и безвозвратного поражения веры, а интеллигенция русская со свойственной ей склонностью к крайностям, со страстной верой пережила это поражение всякой веры и
поверила в знание.
В победу правды жизни над злом смерти нужно
верить, нужно любить Спасителя, чтобы открылось чудо Его воскресения.
Зато другому слуху он невольно
верил и боялся его до кошмара: он слышал за верное, что Настасья Филипповна будто бы
в высшей степени знает, что Ганя женится только на деньгах, что у Гани душа черная, алчная, нетерпеливая, завистливая и необъятно, непропорционально ни с чем самолюбивая; что Ганя хотя и действительно страстно добивался
победы над Настасьей Филипповной прежде, но когда оба друга решились эксплуатировать эту страсть, начинавшуюся с обеих сторон,
в свою пользу, и купить Ганю продажей ему Настасьи Филипповны
в законные жены, то он возненавидел ее как свой кошмар.
Между прочим, Пепко страдал особого рода манией мужского величия и был убежден, что все женщины безнадежно влюблены
в него. Иногда это проявлялось
в таких явных формах, что он из скромности утаивал имена. Я плохо
верил в эти бескровные
победы, но успех был несомненный. Мелюдэ
в этом мартирологе являлась последней жертвой, хотя впоследствии интендант Летучий и уверял, что видел собственными глазами, как ранним утром из окна комнаты Мелюдэ выпрыгнул не кто другой, как глупый железнодорожный чухонец.
Орлову платил по пяти рублей
в случае нашей
победы, а меня угощал,
верил в долг деньги и подарил недорогие, с себя, серебряные часы, когда на мостике, близ фабрики Корзинкина, главный боец той стороны знаменитый
в то время Ванька Гарный во главе своих начал гнать наших с моста, и мне удалось сбить его с ног.
— Он не
верит в свою
победу, убежден, что, говоря ему — «ты прав!» — она лгала, чтобы утешить его. Его жена думает так же, оба они любовно чтят память о ней, и эта тяжелая история гибели хорошего человека, возбуждая их силы желанием отомстить за него, придает их совместной работе неутомимость и особенный, широкий, красивый характер.
Он был мудрый Полководец; знал своих неприятелей и систему войны образовал по их свойству; мало
верил слепому случаю и подчинял его вероятностям рассудка; казался отважным, но был только проницателен; соединял решительность с тихим и ясным действием ума; не знал ни страха, ни запальчивости; берег себя
в сражениях единственно для
победы; обожал славу, но мог бы снести и поражение, чтобы
в самом несчастии доказать свое искусство и величие; обязанный Гением Натуре, прибавил к ее дарам и силу Науки; чувствовал свою цену, но хвалил только других; отдавал справедливость подчиненным, но огорчился бы во глубине сердца, если бы кто-нибудь из них мог сравниться с ним талантами: судьба избавила его от сего неудовольствия.
Глупец, кто
верит женским обещаньям,
А пуще женской скромности — да, да!
Не всё ль равно на нитку привязать
Медведя и надеяться, что он
Не перервет ее, чтобы уйти;
Невольно проболтается язык твой…
Нет, я теперь
в таком уж положеньи,
Что предо мною смерть или
победаНа волосе висят… а так как верно
Я изберу
победу, а не смерть,
То все твои мольбы напрасны,
Эмилия…
Он сделался главой этого милого хохлацкого хутора, затерявшегося среди суровых параллельных улиц Петербурга. Было
в нем что-то влекущее, чарующее, неотразимое. И все удавалось ему шутя, словно мимоходом. Теперь я уже окончательно
верил в его
победу над севером, но что-то необъяснимое, что-то тревожное не выходило из моей души, когда я думал о нем.
«Какое она имеет право смотреть на моего мужа?» — подумала Илька, бледнея от ненависти и
в то же время торжествуя свою
победу. Она теперь
верила в эту
победу: у графини был отнят любимый человек.
— Они тогда, как
в Киеве дедушку схоронили, сейчас с соседями тропарь петь замоталися, да так на тропаре и повисли. Нравится им, чтоб «
победы и одоления», да и отчего не петь? — заключил он, — если у кого силы живота постоянные, то ведь можно как угодно
верить; но с таким желудком, как мой, какая уж тут вера! Тут одно искушение!
О, я
верю и знаю, воротятся волны, взмоют еще выше, и падут наконец проклятые твердыни мира. Я не об этом. Но я ясно вижу теперь, — не тем живут эти люди, чем живут Мороз, Розанов, Дядя-Белый. Тогда иначе было бы все и больше было бы
побед. Не
в борьбе их жизнь и не
в процессе достижения, не
в широком размахе напрягавшихся сил.
Настроение армии было мрачное и угрюмое.
В победу мало кто
верил. Офицеры бодрились, высчитывали, на сколько тысяч штыков увеличивается
в месяц наша армия, надеялись на балтийскую эскадру, на Порт-Артур… Порт-Артур сдался. Освободившаяся армия Ноги двинулась на соединение с Оямой. Настроение падало все больше, хотелось мира, но офицеры говорили...
От бывших на войне с самого ее начала я не раз впоследствии слышал, что наибольшей высоты всеобщее настроение достигло во время Ляоянского боя. Тогда у всех была вера
в победу, и все
верили, не обманывая себя; тогда «рвались
в бой» даже те офицеры, которые через несколько месяцев толпами устремлялись
в госпитали при первых слухах о бое. Я этого подъема уже не застал. При мне все время, из месяца
в месяц, настроение медленно и непрерывно падало. Люди хватались за первый намек, чтобы удержать остаток веры.
— А ты, мой милый графчик, ты всегда
верил, что я была честной девушкой, когда ты меня взял, или по крайней мере, совсем новичком
в любви, девушкой с маленьким пятнышком на прошлом, пятнышком, очень удобным для вас, мужчин, потому что оно облегчает как
победу, так и разлуку. Успокойся, я прошла огонь и воду и медные трубы раньше, нежели на сцене опереточного театра стала разыгрывать неприступность… Вот тогда ты меня и узнал, мой милый графчик… Ты должен отдать мне справедливость, что я хорошая актриса.
В то время русские так привыкли к
победам, что, получив известие о поражении, одни просто не
верили, другие искали объяснений такому странному событию
в каких-нибудь необыкновенных причинах.
Сражение, состоявшее только
в том, что захвачен эскадрон французов, было представлено как блестящая
победа над французами, и потому государь и вся армия, особенно пока не разошелся еще пороховой дым на поле сражения,
верили, что французы побеждены и отступают против своей воли.